Неточные совпадения
— Он говорит, что внутренний мир не может быть выяснен навыками разума мыслить мир внешний идеалистически или материалистически; эти навыки только суживают, уродуют подлинное человеческое, убивают
свободу воображения
идеями, догмами…
«Нет. Конечно — нет. Но казалось, что она — человек другого мира, обладает чем-то крепким, непоколебимым. А она тоже глубоко заражена критицизмом. Гипертрофия критического отношения к жизни, как у всех. У всех книжников, лишенных чувства веры, не охраняющих ничего, кроме права на
свободу слова, мысли. Нет, нужны
идеи, которые ограничивали бы эту
свободу… эту анархию мышления».
«Я слишком увлекся наблюдением и ослабил свою волю к действию. К чему, в общем и глубоком смысле, можно свести основное действие человека, творца истории? К самоутверждению, к обороне против созданных им
идей, к
свободе толкования смысла “фактов”».
Вера умна, но он опытнее ее и знает жизнь. Он может остеречь ее от грубых ошибок, научить распознавать ложь и истину, он будет работать, как мыслитель и как художник; этой жажде
свободы даст пищу:
идеи добра, правды, и как художник вызовет в ней внутреннюю красоту на свет! Он угадал бы ее судьбу, ее урок жизни и… и… вместе бы исполнил его!
Видишь: ты молода, отсюда никуда носа не показывала, а тебя уже обвеял дух
свободы, у тебя уж явилось сознание своих прав, здравые
идеи.
— Долго рассказывать… А отчасти моя
идея именно в том, чтоб оставили меня в покое. Пока у меня есть два рубля, я хочу жить один, ни от кого не зависеть (не беспокойтесь, я знаю возражения) и ничего не делать, — даже для того великого будущего человечества, работать на которого приглашали господина Крафта. Личная
свобода, то есть моя собственная-с, на первом плане, а дальше знать ничего не хочу.
Эгоизм заменял собою прежнюю скрепляющую
идею, и все распадалось на
свободу лиц.
Я, может быть, лично и других
идей, и захочу служить человечеству, и буду, и, может быть, в десять раз больше буду, чем все проповедники; но только я хочу, чтобы с меня этого никто не смел требовать, заставлять меня, как господина Крафта; моя полная
свобода, если я даже и пальца не подыму.
Фанатик не может установить никакой связи между
идеей, которой он одержим, и
свободой.
Русская радикально-демократическая интеллигенция, как слой кристаллизованный, духовно консервативна и чужда истинной
свободе; она захвачена скорее
идеей механического равенства, чем
свободы.
Бога сделали врагом
свободы и хотели видеть
свободу в освобождении от
идеи Бога.
Идея соборности выражена главным образом Хомяковым, который неразрывно связывал ее со
свободой и любовью.
За
свободу личности, за самобытность действия, за независимость можно пожертвовать религиозным убаюкиванием, но пожертвовать всем для воплощения
идеи справедливости, — что это за вздор!
Везде, где есть меньшинство, предварившее понимание масс и желающее осуществить ими понятую
идею, если нет ни
свободы речи, ни права собрания, — будут составляться тайные общества.
Впоследствии меня более всего упрекали за мою
идею «несотворенной
свободы» (терминология у меня выработалась лишь постепенно).
Наряду с
идеей несотворенной
свободы и объективации я углубил свой персонализм,
идею центрального и верховного значения личности.
Но значительная часть эмиграции так же ненавидит
свободу и хочет ее истребить, так же проникнута элементарными
идеями, так же подчиняет дух интересам политики, так же не принимает наследия культурного ренессанса.
Я очень ценил и ценю многие мотивы русской религиозной мысли: преодоление судебного понимания христианства, истолкование христианства как религии Богочеловечества, как религии
свободы, любви, милосердия и особой человечности, более, чем в западной мысли выраженное эсхатологическое сознание, чуждость инфернальной
идее предопределения, искание всеобщего спасения, искание Царства Божьего и правды Его.
Православные, католики, протестанты, чувствующие себя ортодоксальными, очень нападали на мою
идею несотворенной
свободы, видели в ней нехристианский дуализм, гностицизм, ограничение всемогущества Божества.
Я находил выход в
идее несотворенной
свободы, но ее не хотели признавать.
Основная метафизическая
идея, к которой я пришел в результате своего философского пути и духовного опыта, на котором был основан этот путь, это
идея примата
свободы над бытием.
Когда я пришел к своей окончательной философии, для меня приобрели особенное значение
идеи несотворенной
свободы и объективации.
Идея Бога — отречение от человеческого разума, от справедливости и
свободы.
Но хомяковское соединение духа
свободы с духом коммюнотарности остается очень русской
идеей.
Мы увидим, что в отличие от католического Запада славянофильское богословие отрицает
идею авторитета в церкви и устами Хомякова провозглашает небывалую
свободу.
Поэтому
свобода любви в глубоком и чистом смысле слова есть русский догмат, догмат русской интеллигенции, он входит в русскую
идею, как входит отрицание смертной казни.
Он противополагает римской
идее, основанной на принуждении, русскую
идею, основанную на
свободе духа, он обличает ложные теократии во имя истинной свободной теократии (выражение Вл.
Огромность
свободы есть одно из полярных начал в русском народе, и с ней связана русская
идея.
Идея конечного, совершенного состояния человечества, земного рая играла огромную роль у Достоевского, и он раскрывает сложную диалектику, связанную с этой
идеей, это — все та же диалектика
свободы.
Идея Творца полна достоинства и
свободы: Он возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошел человек за Творцом, прельщенный и плененный Им (слова Великого Инквизитора).
По плану творения космос дан как задача, как
идея, которую должна творчески осуществить
свобода тварной души.
Все достоинство творения, все совершенство его по
идее Творца — в присущей ему
свободе.
Силой божественной любви Христос возвращает миру и человечеству утраченную в грехе
свободу, освобождает человечество из плена, восстанавливает идеальный план творения, усыновляет человека Богу, утверждает начало богочеловечности, как оно дано в
идее космоса.
Ни природа реальности, ни природа
свободы, ни природа личности не могут быть постигнуты рационалистически,
идеи эти и предметы эти вполне трансцендентны для всякого рационалистического сознания, всегда представляют иррациональный остаток.
Наши
идеи растут, они все ярче разгораются, они охватывают народные массы, организуя их для борьбы за
свободу.
«Судьбе было угодно, чтобы первое боевое крещение молодой газеты было вызвано горячей защитой новых учреждений общественного самоуправления и сопровождалось формулировкой с ее стороны высоких требований самой печати:
свобода слова, сила знания, возвышенная
идея и либеральная чистота. Вот путь, которым должна идти газета».
В мире германском человек, как свободное лицо, осуществляет
идею в ее собственной области, как безусловную
свободу, — здесь является свободное государство и свободная наука, то есть чистая философия.
— В общем, если хотите, мало ж!.. Так что самый съезд членов лиги мира […съезд членов лиги мира. — Лига мира и
свободы, ставившая своей целью пропаганду
идей политической
свободы и пацифизма, была основана в 1867 году. В работе лиги принимали участие М.А.Бакунин, Жюль Валлес, И.Беккер и другие видные представители социалистического движения. В ноябре 1867 года сотрудничать в органе лиги был приглашен Карл Маркс.] в Женеве вышел какой-то странный… — проговорил он.
Родившись и воспитавшись в строго нравственном семействе, княгиня, по своим понятиям, была совершенно противоположна Елене: она самым искренним образом верила в бога, боялась черта и грехов, бесконечно уважала пасторов; о каких-либо протестующих и отвергающих что-либо мыслях княгиня и не слыхала в доме родительском ни от кого; из бывавших у них в гостях молодых горных офицеров тоже никто ей не говорил ничего подобного (во время девичества княгини отрицающие
идеи не коснулись еще наших военных ведомств): и вдруг она вышла замуж за князя, который на другой же день их брака начал ей читать оду Пушкина о
свободе […ода Пушкина о
свободе — ода «Вольность», написанная в 1817 году и распространившаяся вскоре в множестве списков.
Но и это объясняется довольно удовлетворительно двумя обстоятельствами: во-первых, тем, что сатира не отделяла своего дела и своих стремлений от
идей и расноряжений правительства, подававших, особенно сначала, весьма большие надежды; во-вторых, тем, что, раз ставши под покровительство «премудрый Минервы», сатирики того времени могли позволять себе, в самом деле, значительную
свободу в своих обличениях частных недостатков и злоупотреблений.
Мы видели, что Овэн мог обогатиться филантропией — и растратил свое состояние на бедных; мог сделаться другом и любимцем всех партий — и ожесточил их все против себя; мог дойти до степеней известных — и вместо того потерял всякое уважение к себе в высшем обществе; мог получить в свою власть целый край, отказавшись от одной из основных
идей своих, — и не получил ничего, потому что прежде всего требовал от мексиканского правительства гарантий для
свободы этой самой
идеи.
— Разврат-то существовал, но он прятался, его стыдились, блудниц побивали каменьями, а нынешняя блудница ходит гордо и открыто. Где же любовь к ближнему? Где прославленная культура, гуманизм, великия
идеи братства и
свободы? Вот для неё, для девицы, не нашлось другого куска хлеба… Она хуже скота несмысленного. Это наш грех, общий грех… Мы ее видели и не помогли ей, мы ее не поддержали, мы ее оттолкнули от нашего сердца, мы насмеялись над ней.
А в нем только и есть постоянная, слитая с ним,
идея родины и ее
свободы; и Елена довольна, ей нравится в нем эта ясность и определенность стремлений, спокойствие и твердость души, могучесть самого замысла, и она скоро сама делается эхом той
идеи, которая его одушевляет.
Софья Егоровна. Я неясно выразилась. Это вам не мешает быть человеком… тружеником, хочу сказать, на поприще ну хоть, например,
свободы, эмансипации женщин… Не мешает это вам быть служителем
идеи?
В них более благородного самоотвержения; они умели смело покушаться несколько раз на приобретение своей
свободы, умели без страха идти на пытку, в рудники, страдать за
идею, и поэтому наш братский призыв к ним: принять самое деятельное участие в общем деле, поделиться с нами своей энергией».
«Законы природы»,
идея о все общей мировой детерминированности, о каком-то perpetuum mobile [Вечный двигатель (лат.).] есть необходимое вспомогательное орудие познания, его прагматические костыли, опираясь на них человек расширяет свою мощь и положительную
свободу.
Положительная основа бытия есть, прежде всего, мир божественных
идей, Бог в творении; эти
идеи всеменены в ничто, в беспредельность; и последняя становится основой самостоятельного бытия в его независимости и
свободе: все существует чрез Бога и от Бога, но именно тем самым оно получает силу быть в себе и для себя, вне Бога, как не-Бог или мир.
Свободу Бога в творении мира особенно отстаивает Шеллинг, который видит в этой
идее необходимую черту теистической философии: Phil. d.
Если всякая тварь оригинальна в своей
идее и своеобразна в своей
свободе, то она сохраняет индивидуальность и в своем греховном состоянии, т. е. извращает себя на свой особый манер.
С «самостоятельным хотением» вступает в жизнь и Подросток. На груди у него документ, дающий ему шантажную власть над гордою красавицею, а в голове — «
идея».
Идея эта — уединение и могущество. «Мне нужно то, что приобретается могуществом и чего никак нельзя приобрести без могущества; это — уединенное и спокойное сознание силы! Вот самое полное определение
свободы, над которым так бьется мир!
Свобода. Я начертил, наконец, это великое слово… Да, уединенное сознание силы — обаятельно и прекрасно»…